Название: Сила стихий
Автор: Хэл - проклятье Света
Бета: -
Пейринг: Лави, Книжник, фоном Линали
Рейтинг: G
Жанр: Пропущенная сцена
Предупреждение: -
Краткое описание: «Умение управлять силами природы – его собственная способность. Молот лишь усиливает ее». Так как же пробуждался его дар стихий?
Разрешение на публикацию получено
Тринадцать лет – не самый счастливый возраст. Для юного ученика Историка эта веха собственной жизни запомнилась обретением способностей, которые кардинально изменили его судьбу. В сильном их влиянии «Лави», как и «Дик» до него, и многие другие, убедились каждый в свое время.
А началось все на западном побережье Британии, когда будущему преемнику Историка было тринадцать лет. Неприятности или, по меньшей мере, странности поджидали в городе, спешно покинутом жителями. Пустынные улицы, брошенные абы как вещи, позабытый на порожках инструментарий «напёрсточника», полные тарелки на столах кабака, надкусанные краюхи хлеба. Люди будто внезапно сорвались с мест, не доев обед, и ринулись прочь. Однако особой миграции на прилегающих территориях книжники не заметили. Население города-призрака словно испарилось. Миновать бы поскорее странное место, но у Историка старшего имелось здесь дело, и отнюдь не к людям. Если бы не надежда отыскать в библиотеке один небезынтересный фолиант, то обошли бы «мертвый город» десятой дорогой.
Не особо углубляясь в осмотр сомнительных достопримечательностей, книжники отправились в обитель книг. Встретили их там местные вседержители: стынь и запустение.
Между стеллажами с книгами разной степени познавательности на глаза деду и его воспитаннику попалась необычная вещица.
Мягкий зеленый свет пробивался из приоткрытой дорожной сумки. Неброской на вид, добротной, функциональной. Хозяин не пожалел денег на качественную вещь. Скорее всего, сшита на заказ: ручка, кармашки и застежки сделаны под руку левши. Этот момент сразу же был отмечен вслух юным Вилли, неделю назад принявшим свое юбилейное – сороковое – имя. Дед одобрительно кивнул и медленно направился к позабытой кем-то сумке. Путь дернувшемуся следом, а то и вперед, ученику преградила твердая старческая рука. Во внезапно покинутых всеми городах нечего ждать хороших сюрпризов. Даже от брошенных в спешке неодушевленных предметов. Проблема в том, что свет не казался неживым: едва уловимо то приглушался, то распалялся, будто угли под дыханием.
– Я не хочу, чтобы ты касался ее, – произнес Историк непреклонно. С таким тоном спорить неразумно. Но подростковый максимализм толкает и на более странные вещи. Впрочем, Вилли хоть и юный пока, но будущий Историк. Хитрость, незаметность и наблюдательность – вот его конек. Что ему дедова рука, когда младший еще в девять лет перерос старика? Наклонился, перегнулся, шею вытянул – и смотри спокойно поверх плеча наставника. Главное, не чихнуть, если его «хохолок» под нос попадет.
Так и рассматривали: старший из партера, младший с галерки.
Сумка, которую уместнее было бы назвать саквояжем, покрыта дорожной пылью так плотно, будто хозяин находился в пути суток трое без перерыва на сон. Справа вообще горка песка рассыпана по полу.
Присмотревшись, Вилли все-таки сдал себя удивленным вздохом, чем заслужил укоризненный взгляд наставника. «Шкодишь – не попадайся». А младший попался. Потому что это оказался не песок и не пыль даже, а пепел. Неприглядный серый пепел лежал неровной кучкой. По-юношески резвая фантазия тут же подсунула образ: человек порывается выбежать из зала, бросается к боковой двери, протягивая к ней руку, а другую (с саквояжем) держа на отлете, и внезапно рассыпается пеплом. Поэтому и неровности контура: два «щупальца» выпростаны из общего овала.
– Как он мог сгореть здесь? – Вилли вслух произнес вопрос, на который не мог найти ответ самостоятельно. Следов поджога не наблюдается, да и вообще копоти нет. Странно это все. Человек стал прахом так быстро, что даже доски пола ни на чуть не потемнели?
– Он и не сгорел, – крайне информативно ответил учитель и присел на корточки, аккуратно отодвигая горловину сумки курительной трубкой. Оказалось, источник зеленоватого свечения не один. Четыре как минимум. Похожи друг на друга, как печенья из одной формочки. Кажутся хрупкими и почему-то нестабильными, как эксперимент химика-недоучки. Но, несмотря на это, а может быть и благодаря, зрелище завораживало.
– Панда, эта штука… тебя тоже притягивает?
– Которая из них? – не ответив и, что еще более странно, проигнорировав «панду», старик кольнул ученика таким взглядом, что тот беспрекословно подчинился приказу: найти и точно указать, но не трогать.
– Эта, – Вилли потянулся указательным пальцем к зеву саквояжа, стараясь контролировать свои движения, но отчетливо замечая нарастающее «притяжение». Будто пришел с мороза, раздеваешься, а прядь волос сама по себе тянется за свитером. Только здесь вместо волос – рука, а «свитер» светится зеленым. И едва-едва жалит кончики пальцев.
Историк перехватил мальчишеское запястье в паре сантиметров от цели.
– У тебя языка нет? Говорить не обучен? – старик всерьез рассердился.
Действительно, куда уж безопаснее было с самого начала конкретизировать вербально:
– Крайняя к левому борту, посередке лежит, – Вилли насупился, осознав проступок. Он же будущий Историк, должен уметь оперировать словами. И так опростоволосился… От обиды юный книгочей списал промах на влияние «чудо-зеленки», пусть она будет виновата.
И все-таки, интересно, что же это такое? Наставник определенно что-то знал, но поделиться сведениями не торопился. А у юнца аж пальцы зудели, как хотелось потрогать непонятную штуковину.
– Уходим, – старик очень шустро для своих лет поднялся на ноги.
– Но деда… – мальчишку снедало любопытство не только профессиональное, но и банальное возрастное.
– Быстро.
Поздно. Дверь открылась, обозначив на пороге три мужские фигуры. Все в одинаковых балахонах невразумительного песочно-землистого цвета. Крой военный: практичный, без излишеств. Цвет тоже немаркий, пыли не будет заметно. Взгляды у всех настороженные, позы напряженные. Готовы сорваться кто в атаку, кто в защиту.
– Кто вы? – спросил самый старший из «песочных солдат».
– Те, кто уже уходят, – равно ответил Историк и, глазом не моргнув, сделал два шага к выходу. И остановился: солдаты чуть расступились, освобождая проход для девчушки лет десяти-одиннадцати. Раньше за плащами свободного кроя ее и видно не было. Форма у гостьи хоть и иного пошива, но даже юный книжник не сомневался, что принадлежат все визитеры к одной организации. Кстати, значок на груди гостьи, по виду серебряный, вряд ли символизировал эмблему элитной школы. Обычная девочка не станет ходить по улице в возмутительно короткой юбчонке. Только если ноги – ее бизнес или оружие. Для первого мала еще, а вот второе подтверждала цветовая гамма одежды: черная с редким белым на вставках. Военные до жути практичный народ. На черном грязь как раз хорошо видно, а вот кровь – нет. На песочном – наоборот. Расстановка приоритетных задач в маленьком отряде ясна. И все за какие-то жалкие секунды на оценку увиденного. Вилли даже возгордился собой.
– Если я тот, кого ты опасаешься, – размеренно произнес учитель, обращаясь к гостье, – то тебе ничего не стоит убить меня, едва я начну меняться. Не так ли, девочка?
Малышка кивнула и сжала кулачки, бровки насупила, а в глазах – решительность и тоска страшная. Убивать ей никого не хотелось. Но если иного пути нет…
– Я лишь оставлю записку для твоего шефа, – заверил старший книжник и нарочито медлительно извлек из внутреннего кармана блокнот с заправленным в обложку карандашом. Стал так, чтобы воспитанник не смог прочитать ненужное ему, написал на большом листе всего одну строчку. Деревенские бы сочли это крайне расточительным: столько бумаги ни на что. Но кому как не Историкам знать истинную ценность бумаги и чернил.
Старик изогнул листок и ловко подложил его под ту частицу, на которую указал Вилли. Не коснувшись. Загнул уголки попарно, получив примитивный конверт. И отступил на шаг.
– Удачи в пути, – произнес Историк, явно намекая на «идите своей дорогой, а нам в другую сторону».
На том военные забрали саквояж и ушли. Иного им не оставалось: Историк ловко отвечал на вопросы, по сути не отвечая ничего.
Никаких пояснений не дождался и Вилли, хотя выматывать учителя умел куда лучше, чем случайные встречные. Старик держался твердо. Так и осталось для ученика тайной, что в отправленной записке были краткие инструкции для некоего Комуи Ли: «Эту придержи года на три. После – жди нас. Историк».
Вот с того дня начались «чудеса».
На следующий же вечер взбунтовался костер.
После визита военных Историк предпочел свернуть поиски книги и покинуть мертвый город. Изредка позади гремели взрывы, побуждая ускорить шаг. К закату остановились в лесу на ночлег. Прошедший днем дождик привел валежник в плачевное состояние. Вилли ругался сквозь зубы, тихо-тихо, чтоб дед не услышал, а то надерет уши. Отсыревшие ветки и иголки ни в какую не хотели загораться, только дымок шел тонюсенькой струйкой, словно издеваясь. На пятнадцатой минуте Вилли сдался. И от досады со всей злости грянул коробок спичек на землю. В строптивый костер не попал, но ветки мгновенно вспыхнули, как суховей от факела. Вилли, где стоял, там и сел. Прямо на землю.
Откуда взялась хотя бы искра? Не от спичек, это точно. Старик как ушел в нирвану, подвернув под себя ноги и спрятав кисти в рукава, так и сидел. Только открывшиеся глаза выдали заинтересованность происходящим.
– Это не я! – первое, что додумался сказать Вилли, пятясь от костра, но тыча рукой в его сторону. Словно вняв сему мановению, пламя поднялось на добрые полметра. От детской охапки валежника и десятка тонких веток. Сырых. Без применения спичек, кремня. И даже без лампадного масла.
– Вилли, многое из того, за чем мы наблюдаем, не может быть объяснено принятыми теориями и законами. Но оно существует, а значит, должно находиться под наблюдением. И контролем.
– Да о чем ты, Панда?! Как контролировать коробок спичек? Водой полить или в карман положить, или на него попи…
Звонкая затрещина перекрыла фонтан назревающей истерики. Дедок же после экзекуции встал на пень поваленного дерева – вровень с рослым учеником.
– Заслуга спичек здесь не больше, чем дождя. А теперь туши костер.
– Что?! Да мы тут замерзнем без него!
– Туши.
Вилли нехотя топнул, сбивая пламя. На втором хлопке неумолимая сила потянула левое ухо к земле.
– Нет, – молвила она голосом старческим, – туши так же, как зажег.
– Да не знаю я, как…
– Обрати в противоположное то, что подумал и пожелал, когда швырнул коробок. Сосредоточься на приказе.
– Панда, ты всерьез считаешь, что я колдун?!
Затрещина была предсказуема. Надо признать, порой здорово отрезвляет.
– Олух. Может быть, мне перестать тратить время на такого недоумка?
– Ты же без меня со скуки помрешь еще раньше, чем облысеешь… Ай! Ну хватит, Панда… Ай-ай! Все-все, я все, ай, понял!
– Ты должен научиться контролировать свою силу, – ровно и поучительно произнес Историк, как будто это не он тут минуту назад рыхлил учеником землю. – Мне не нужен пожар в книгохранилище. Когда погасишь полностью, зажигай вновь.
Так начались «колдунские будни». Костры, свечи, очаги и даже обычные спички – Историк заставлял тренироваться на всем. К четырнадцати годам в воспитаннике из-под палки (точнее, из-под стариковской длани и добротного сапога) проснулись наклонности пиромана-экспериментатора, впрочем, отдающего себе отчет в необходимости не привлекать внимания к своим неординарным умениям. Что бы ни случилось, книжники должны оставаться вдали от мирской суеты.
…Но когда эта «мирская суета» нависает над тобой разъяренным деревенским кузнецом с пудовым молотом наперевес, тогда не до пряток. В сознании циклом вьется мысль: «Гори ты ярким пламенем, урод». Но ничего не происходит. Точнее, ничего из желаемого: ни пожара, ни столпа пламени, ни хотя бы огонька на портках.
Из-под удара кувалдой удается перекатиться, но долго на этом фокусе не продержаться: книжник дико устал и промерз до костей, а детинушка бодр и полон сил. И туп, как валенок. Неслабый шорох тут кто-то навел, раз теперь всех подряд принимают за демонов каких-то. Рассуждения просты, как мотыга: загорелся сарай – так это пришлые дед с внуком виноваты! А не самокрутка в зубах пьяного в дымину мужика, который прикорнул на сене. И не докажешь обратное. Да старик еще ушел к старосте на другой край села, не поможет. Ловкость и юркость почти отказали под напором мороза и долгого пути по сугробам. Кинжал хоть и лежит в ножнах, а толку? Без свидетелей пырнешь этого поборника справедливости – сам окажешься вором, душегубом и поджигателем.
Под руку попался черенок снеговой лопаты. А нечего инвентарь перед кузней разбрасывать! Сойдет, чтоб по ногам врезать. Книжник и вознамерился это сделать, подумав еще в сердцах: «Да разрази ж тебя гром, дуболом упертый!»
Гром не грянул, но сверкнуло знатно. Кузнец замер, на нем заискрились крошечные яркие змейки, шустро забегали, как сотканные из молний ящерки. Тело затряслось, будто в припадке. По инерции врезавшаяся в ноги лопата окончательно подкосила мужика, и он кулем рухнул на снег.
Книжник выпустил из рук лопату и, подстегиваемый неубиваемым любопытством, на четвереньках подполз к затихшему кузнецу. Пульс есть, живой. Повезло. После удара молнии мало кому везет. Удара. Молнии. В январе. После недели снегопада и вьюги. При ясном небе. В мороз за двадцать градусов. Книжник нервно сглотнул. От того, чтоб не распластаться тут же по примеру селянина, его удержало только движение невдалеке. Хотелось бы верить, что за окружавшими драчунов постройками никто не видел вспышку. Или хотя бы не понял, что это было и где.
По притоптанной тропке приближались двое и, судя по росту, один из них – Историк.
– Что тут?
– Он упал вдруг, задергался. Голову запрокидывал, я уж думал, язык себе откусит.
Историк кольнул взглядом. Лжи он не поверил однозначно. Если бы ученик хотел его провести, придумал бы что-то более правдоподобное, чем припадок. А так байка рассчитана только на спутника из местных. Тот опустился на колено и попытался привести кузнеца в чувство: пара оплеух, тряска за грудки – как мог старался.
– Я занимаюсь медициной, могу осмотреть его, если хотите, – предложил Историк.
Чем ненавязчиво и легко обеспечил себе и ученику ночлег и ужин.
Конечно, наедине воспитанник сознался, как все произошло на самом деле. Старик не казался удивленным, он словно ждал чего-то подобного.
– Управляясь с одной стихией, ты, скорее всего, будешь связан и с другими. Все в природе взаимосвязано… По дороге сюда была пустующая хижина лесника. Здесь закупим провиант и вернемся туда.
– Это же три дня пути!
– Хоть десять, – отрезал непреклонный наставник. – На деревенщинах ты тренироваться не будешь. Зевс-недоучка, свалился на мою голову…
…Примерно также Историк бухтел и через год, когда ученик со зла на непрекращающийся десятые сутки буран взял да и разогнал непогоду. И заодно всех птиц в радиусе километра.
А спустя три года со дня первого спонтанного «магического» поджога, Историк решил, что пора уделить пристальное внимание набирающей обороты войне с акума. К тому моменту ученик, именующийся Диком, пару раз уже имел сомнительное удовольствие наблюдать за работой этих тварей. С безопасного расстояния.
– У каждого экзорциста свое уникальное оружие, – лекция о Черном Ордене длилась второй час. Иногда Дику откровенно хотелось зевать. – Мы вступаем в Орден как экзорцисты, поэтому тебе тоже полагается оружие. Форму и функционал подбирают в зависимости от типа Чистой силы, способностей и того, к какой тактике человек привык.
– А тебе? Панда, ты будешь лупить акум сапогами? Сапоги-скороходы! Чугунные. Слуш… Ай!.. Хорош уже! Отвяжись!
– Не кажись большим дураком, чем ты есть, олух.
– Так мне сделают кинжал? Хорошая вещь, я к нему привык.
– Нет. Нам нельзя ввязываться в ближний бой.
– Ну, прилетели да с размаху об стеночку. И что, мне тогда из рогатки в них стрелять?
– Увидишь, – буркнул старик и коварно замолчал. Дик знал, больше «Пандед» ничего на эту тему не скажет. Из вредности.
Прибыли они не в лучший для Ордена день. Гробы, рыдания, слезы…
Пока Историк любезничал с главным по трупам, то есть по кадрам, ученик осматривался, куда же их занесло на этот раз.
Каково же было удивление теперь уже Лави, когда в перемотанной бинтами девушке, плачущей у пятого гроба в четвертом ряду, он узнал ту, кто три года назад забрала судьбоносный саквояж. Выжила, значит. При том, что дед рассказывал о работе экзорцистов, удивительно для такой малявки. Видимо, действительно одна из сильнейших. Неплохо бы «сдружиться» с ней, понаблюдать на недурном примере за действиями и тактикой, которые позволяют работать эффективно.
Линали почти сразу вспомнила давнюю встречу, но, раз поговорив на эту тему, они с Лави больше к ней не возвращались. Специфика работы что одну, что другого приучила жить настоящим, а прошлое оставлять пылиться на полках памяти.
Когда на второй месяц пребывания в Ордене наконец-то пригласили опробовать оружие, Лави обрадовался всей своей книжниковской душой. Документация Ордена была, безусловно, интересна, но не сутками же напролет.
Радость оказалась несколько преждевременной. Ожидания со стеклянным звоном разбились каким-то детским молотком, который с чрезмерно завышенной гордостью вручили Лави люди в белых халатах. Да эта игрушка едва доставала от основания ладони до мизинца!
– Что это? – чтобы сдержать за зубами выражения покрепче и не составить конкуренцию Горгоне, потребовалось все наработанное годами актерское мастерство.
– Твое оружие против акум, – ответил кудрявый очкастый ученый с улыбкой, которую Лави (точнее, еще не окончательно выветрившемуся из головы Дику) захотелось немного проредить и скособочить.
Историк старший молчал, невозмутимо дымя трубкой. Он-то знал, что вопрос не о назначении, а о форме. Ничего, «Лави» она подходит прекрасно. Такая же обманчиво безобидная и с сюрпризами.
– Панда, ты вроде говорил, что мы тут будем демонов бить, а не фомками замки вскрывать, – из-под маски Лави настойчиво рвался Дик, не заткнешь.
– Прикажи ему расти. И представь, что он увеличивается до, скажем, полутора метров.
«Дик» отступил вглубь сознания, но не ушел, лишь освобождая место профессиональному любопытству.
– Расти, – медленно, почти нараспев. Вместо пятисантиметровой цацки на ладони вытянулся молоток раза в четыре больше. – Расти, – увереннее, в приказном тоне. Метровую штуковину удобнее держать двумя руками.
– Еще он может растягиваться в рукояти. Любые габариты меняются по воле взаимосвязанного. Например, можешь сделать огромную болванку на короткой ручке или, наоборот. Но самое главное: это оружие атакующего типа. При активации круга Печатей ты можешь выбрать огонь, молнию или…
– Удлинись!
С этим радостным воплем, Лави покинул лекцию. Через окно. В зале осталась только болванка Молота и длинная рукоять, уходящая куда-то за облака. Впрочем, через пару секунд она удалилась вслед за хозяином, а невдалеке за лесом основательно полыхнуло.
Историк сдержанно усмехнулся.
– Ваша игрушка ему понравилась, Комуи.
– Без вашей подсказки мы бы не додумались сделать такое, – шеф умело замаскировал слишком уж веселую улыбку кружкой с кофе.
Печати порадовали Лави еще больше, чем «гуттаперчевый» Молот. Благодаря ему управляться со стихиями стало гораздо проще. Орден начинал всерьез нравиться юному книжнику.
За следующие два с лихом года Лави настолько сроднился с Молотом, что напрочь отвык обращаться к стихиям напрямую. Эта тяга к легкому больно аукнулась после возвращения из Ковчега. Без Молота он чувствовал себя еще более беззащитным, чем если б оказался вдруг голым на рыночной площади в базарный день.
Даже Линали, как самой давней знакомой среди экзорцистов вообще и потерявших Чистую силу в частности, Лави не рассказывал о своих попытках призыва в обход привычного всем «проводника». За бытность экзорцистом он приучился аккумулировать силы природы в Молоте, использовать его как рычаг для запуска энергии, зато разучился действовать по старинке. И это неимоверно бесило. Стихии то ли обиделись, то ли еще что, но отзываться не желали. Даже в экстремальной ситуации, когда акума четвертого уровня разносил штаб.
Поэтому новому Молоту Лави радовался вдвойне.
Жаль, недолго.
Первое, что сделали Нои, после того как заполучили в свои лапы эксклюзивное издание всемирной исторической энциклопедии в обложке из натуральной кожи, так это растерли Чистую силу в порошок. Для пущей сговорчивости. Которую, впрочем, книжники все равно не особо стремились демонстрировать.
Дни за днями Лави прокручивал в памяти давние уроки работы со стихиями «живьем», пытался пробовать втихаря, когда добрые хозяева отвлекались на старшего Историка.
На втором месяце попыток он сбился в счете дней.
Пока однажды не начал отсчет заново, с того дня, когда…
– Шерил, – из-за яркого света в коридоре и полумрака в комнате виден лишь силуэт говорившего, в небрежной позе привалившегося плечом к двери, – Граф созывает семейный совет. Мы тебя ждем.
– Иду, братец, – не притрагиваясь к пленникам, Ной приказал ладоням книжников помахать ему в прощальном жесте.
Оставив пару акум посмышленей, Камелот и Микк покинули зал. От потока воздуха вздрогнул огонек одинокой свечи.
Акума стали по обе стороны от двери, как почетный караул, и, не мигая, уставились на пленников. Им не было никакого дела до огонька, дернувшегося и во второй раз. И в третий. И даже вдруг разделившегося надвое, заново сомкнувшись в кольцо. В центре мелькнувшего круга проступили пересекающиеся линии – символ Огненной Печати. Историк тихо хмыкнул в одобрение. Едва заметно уголок окровавленных губ младшего книжника дернулся вверх.
Начался обратный отсчет времени до освобождения.
12.11.2012